Назад
Страница 1Страница 2Страница 3Страница 4

май 2009 года

НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ ПО ИМЕНИ ПАПА

                 В суете мы не заметили, как тихо ушли из жизни матери погибших воинов Великой Оте­чественной. Свою неизбывную боль они унесли на небеса. Но еще живы вдовы той войны, которые до сих пор разговаривают с портретами любимых. Может быть, их воспоминания чуть потускнели от времени, но боль той потери гак и не иссякла. А что могут вспомнить дети погибших защитников Отечества? Многие родились уже после того, как отцы ушли на фронт. Другие были совсем маленькие, когда их обняли на прощанье крепкие родные руки. Но вот пришла Победа, а вместе с ней и первое потрясение детства: в доме  напротив веселье и смех. Друг Колька выходит во двор с ломтем хлеба, густо намазанным американской тушенкой. К нему с войны вернулся папа! И уже на соседской крыше латаются прорехи. Другу покупают матроску и велосипед. Папа бежит за сыном и поддер­живает его, чтобы не упал... - Это не придумаешь, это все надо пережить, - скажет вам сегодня любой из тех, кто потерял на войне отца. «Союз детей-сирот войны» насчитывает в Твери чуть больше четырех тысяч человек. Самым младшим сейчас где-то ше­стьдесят пять, старшим - восемь­десят. Каждая судьба - потрясаю­щий пример стойкости. Абсолютное большинство детей-сирот той войны не смог­ли закончить вузы, преуспеть в ка­рьере, потому что задача на жиз­ненном старте была проще и су­ровее: выжить. Об этом мало го­ворят и пишут, но почти каждый второй погибший - пропал без вести. А это значит, что его семья не получала пенсию за потерю кормильца. Не могла принести цветы на его могилу. Родина спи­сала пропавшего со всех своих счетов. Но в доме, откуда он навсегда ушел, его ведь помни­ли и помнят живым! И эта память передается поколениям. Разве можно в таком горе уте­шиться только Вечным огнем и Минутой молчания! О своих ровесниках, познав­ших сиротство, рассказывает председатель правления Тверс­кой городской общественной организации «Союз детей-сирот войны» Раиса Алексеевна Богатырева. Алексея Андреевича забрали на фронт в сорок первом. Маленькой Рае исполнилось три с половиной года. «Умница моя!» - говорил ей папа. Он сам был красивый, весе­лый, мастер на все руки. Отстроил для семьи большой и светлый дом, но счастье так и не успело в нем поселиться. Огненным валом по деревне прокатилась война. Так получилось, что растерявша­яся мать бросила их с сестренкой в этом уже холодном и голодном доме. Подобрали их чужие люди, определили в детдом. Когда в 1944 году Рае сказали, что папа погиб, ей показалось, что вся жизнь об­рушилась. А потом без всякой помощи вставала на ноги: получала про­фессию, заводила собственную семью. Могилу отца искала много лет. Наконец, через Красный крест ей сообщили, что он похоронен в небольшом польском городке. И вот волнующий долгожданный  момент  - с портретом отца она подходит к скромному столбику, на котором значится: могила № 101. И вдруг видит еще одну цифру: 174. Столько человек покоится только в этой могиле! Поля у «Вислы сонной» были усыпаны телами наших солдат… Голос детей-сирот войны с их обостренным чувством соци­альной справедливости сегодня уже невозможно не услышать. Теперь, когда под эгидой Твери недавно создан Межрегиональный союз общественных объединений «Дети погибших защитников Отечества», стало легче заявлять о себе на российском уровне. Толь­ко в Государственной Думе ру­ководству нового союза удалось побывать дважды. Там разгова­ривают человечно, есть даже осторожные обещания на уровне проекта. Ушли письма руководству страны о том, чтобы признать детей погибших защитников Оте­чества, оставшихся на момент ги­бели родителей несовершенно­летними, жертвами фашизма. Обеспечить им соответствующую социальную поддержку и до­стойное пенсионное обеспечение за погибших отцов. Предос­тавить право поездки на места захоронения за счет государства. Наградить посмертно всех по­гибших воинов орденом Отече­ственной войны и передать на­грады на вечное хранение семь­ям погибших. Боль детей понять можно, особенно такую, которая не сла­беет с годами. Когда страна от­мечает День Победы, они празд­нуют его вместе со всеми. Но что бы ни случилось, в любую пого­ду 22 июня дети погибших фронтовиков выходят на свою вахту памяти. В руках они держат пор­треты своих отцов. Смотреть на эту процессию, медленно иду­щую к Вечному огню, невозмож­но без спазмов в горле. В молитве за погибших за­щитников Отечества есть такие слова: «Ублажаем вас, воины рус­ские, и теплой любовью чтим вашу светлую память». А если души спасителей наших, действительно, на небесах, то пусть они почувствуют, что их родные сыны и дочери не забыты. И внуки благополучны. Это будет справедливо. Татьяна Шульгина, «ГОРОЖАНИН»

ГДЕ-ТО ТАМ, В ПОЛЬШЕ

Несколько десятилетий новгородка Раиса БОРОНЕНКО искала следы своего отца, пропавшего на фронте без вести в августе 1941 года.

Я никогда не видела отца… Своего отца Раиса не видела никогда. Когда в июле 1941 года 27-летний Сергей ушел на фронт, его жена Лида ждала ребенка. Девочка появилась на свет в феврале 1942-го. В первое время от Сергея пришло несколько писем, по которым родные предположили, что он где-то под Орлом. Последним пришел конверт с единственной фотокарточкой. На ее обороте — несколько строчек, написанных торопливым почерком перед отправкой на передовую. Больше никаких известий о Сергее не приходило. А потом почтальон принес известие, прочитав которое молодая жена выронила из рук: «Пропал без вести». Но надежда, что муж еще вернется домой, не пропала. Рая хорошо помнит, что в ее семье всегда говорили об отце, как о живом. И ждали, ждали... Тем более, что после войны и в их тверской поселок Калашников стали возвращаться военнопленные. Среди них были и те, кто после немецкого плена побывал в наших, уже советских лагерях. Об этом в те годы говорили шепотом, украдкой. У Раисы навсегда в памяти остался тот день, когда с войны вернулся брат отца, и в семье опять заговорили о пропавшем без вести Сергее. Лида всю свою жизнь ждала его, не желая верить, что в 25 стала вдовой. До тех пор, пока в ответ на ее запрос из военкомата не пришло сообщение: «Ваш муж погиб в плену». Как это случилось? При каких обстоятельствах он попал в плен? Теперь у родных Сергея было одно общее стремление — разыскать место, где он захоронен. Один за другим отправлялись запросы во всевозможные архивы и инстанции, но шли годы, а ответа на этот вопрос все не было и не было. И вот однажды, года три назад, в новгородской квартире раздался телефонный звонок: звонила тетушка Раисы из Твери. Срывающимся от волнения голосом она сообщала, что когда сотрудники местного Фонда по розыску и увековечению памяти жертв Второй мировой войны «Жить и Помнить» зачитывали по радио списки земляков, погибших или пропавших без вести в годы войны, совершенно случайно прозвучала до боли знакомая фамилия — Семенов Сергей Степанович. Началось общение с Фондом, но прошло еще больше года, прежде чем семья Бороненко получила долгожданное известие, что могила рядового Семенова нашлась. Раиса Сергеевна вспоминает:

— Когда я это услышала, у меня ручьем полились слезы, я даже говорить не могла. Трубку взяла дочь. Ей и сообщили, что не только нашли место захоронения, но и добыли из архива Министерства обороны карту военнопленного. В ней было указано, что мой отец был взят в плен 29 августа 1941 года во время Смоленского сражения и отправлен в лагерь военнопленных, шталаг 308, находившийся на территории Польши в Нижней Силезии. Дальнейшие поиски продолжились в Интернете. И то, что нашла Раиса, читать без слез было невозможно.

Шталаг 308, Нейхаммер Первая партия военнопленных была доставлена в лагерь 17 июля 1941 года, и уже в сентябре в шталаге было зарегистрировано более 40 тыс. человек. Сегодня специалисты сходятся во мнении, что это был своего рода приемник-распределитель, откуда партии военнопленных отправлялись в другие концентрационные лагеря. Но чаще всего тысячи людей погибали уже здесь, от нечеловеческих условий. А те, кто остался жив, донесли до нас страшную картину жизни за колючей проволокой. …Среди густого векового леса ровная площадка песчаной земли обнесена проволочной сеткой. Перед входными воротами два ряда клеток — карцеры, заполненные до отказа. А в огромном загоне под открытым небом, на котором лишь одно-единственное сооружение, бетонная уборная на тысячи военнопленных, теряющих разум от холода и голода. В конце сентября днем еще светило солнце, но ночи становились такие холодные, что единственным спасением было зарыться в землю. Несчастные собирались группками, рыли ямки, выстилали их попадавшимися в почве корнями, и сидели там, прижавшись друг к другу. Так по лагерю ежедневно появлялись сотни ямок, которые часто превращались в могилы для тех, кто не успевал выбраться и спастись от обезумевшей толпы. А безумство наступало каждый раз, когда охранники лагеря, развлекаясь, перебрасывали через проволоку в толпу брюкву. И тогда обезумевшие от голода люди метались по лагерю, пытаясь добыть еду. После этого на земле оставались сотни мертвых и покалеченных. В октябре холод стал совсем невыносим. У многих не было ни сапог, ни шинелей, ни шапок. И поутру, когда охрана палками будила и выгоняла на проверку закопавшихся в землю людей, многие просто не могли встать. Лишь тогда немцы решили построить некое подобие барака — приказали вырыть рвы до ста метров длиной и накрыть их цельными хвойными деревцами, которые рубили прямо за территорией шталага. Известно, что в конце 1941-го в лагере начался тиф. Фургоны ежедневно вывозили с территории сотни мертвецов. На рубеже 1941—1942 годов от тифа в шталаге Нейхаммер умерло от 4 до 6 тыс. военнопленных. Очевидцы рассказывают, что и в таких ужасных условиях создавались подпольные группы и находились смельчаки, пытавшиеся бежать через прорытые подкопы. Таких ловили, нещадно били и помещали в карцеры. Был еще один способ наказать беглецов: их раздевали догола и палками загоняли в так называемые колодцы — четыре столба с натянутой между ними колючей проволокой. Попасть туда можно было только одним способом — раздвигая ряды колючки руками. Если провинившиеся делали это быстро, то на руках и на всем теле кожа превращалась в клочья, если медленно — попадали под град ударов. В таких колодцах держали на холоде голыми по трое суток, а потом грузили в товарные вагоны и увозили в Освенцим либо в другие лагеря смерти. Нейхаммер был освобожден советскими войсками 13 февраля 1945 года. Рядовой Семенов до этого дня не дожил всего месяц. В списке советских солдат, погибших в шталаге 308, Нейхаммер, составленном по записям в немецкой учетной документации на советских военнопленных и Книгам Памяти, указана дата его смерти, 16 января 1942 года, и место захоронения — близ польского города Бреслау.

Живи и помни В компьютере Раисы Бороненко подробная карта Польши. Вечерами она открывает ее, подолгу смотрит на ставшие родными названия польских городов: Бреслау, Жагань... Где-то здесь, в одной из братских могил, которых так много в здешних краях, и захоронен ее отец. При помощи энтузиастов из тверского Фонда «Жить и Помнить» ей удалось узнать, в какой именно. Она так долго и часто рассматривает карту этой местности, что уверена: огромный валун, водруженный на месте захоронения, найдет с закрытыми глазами. И наконец-то, первый раз в своей жизни, побудет рядом с отцом. Поехать в Польшу она мечтает вместе со своей внучкой Татьяной, которая все последние годы помогала в поисках своего прадеда. Вместе с бабушкой она ездила в Тверь, где в местной администрации им торжественно передали Книгу Памяти, а до этого побывала на Смоленщине, тщетно пытаясь в местных музеях найти следы рядового Семенова. По словам девочки, с той самой минуты, когда она увидела плачущую бабушку с телефонной трубкой в руках, она по-другому стала смотреть на события военных лет: — Как-то все во мне перевернулось. Я осознала, какое горе испытали те, чьи родные не вернулись с войны. Мой прадед только начинал жить, ему было всего лишь 27 лет! Он так и не смог увидеть свою дочь, мою бабушку, обнять жену. А прабабушка всю жизнь хранила ему верность, так она и осталась в одиночестве. У нее было пять сестер, одна из них пережила ленинградскую блокаду, мы часто перечитываем ее письма. В будущем я обязательно расскажу моим детям и о своих прабабушках, и о прадеде. Чтобы и они — жили и помнили тех, кто отдал за них жизнь.

Светлана Дубовицкая, газета «Новгородские ведомости»